Три плюс три

«У меня есть подруга, Светлана Строганова, она приемная мама. Я читала ее посты и рыдала. Я, мама троих сыновей, сходила с ума, представляя себе, как дети могут существовать без взрослых. Мы с мужем хотели еще детей, и я предложила взять ребенка из детского дома. Я хотела девочку, муж сказал, что только мальчик, куда нам девочку, мы же с ними не умеем. А мне хотелось дочку. Так мы пришли к компромиссу, что возьмем и мальчика, и девочку.

Я пошла в школу приемных родителей. Поток информации был такой, что эмоции отключились. Стало страшно, я боялась детей из системы. Занятия проходили в детском доме, и я видела детей каждую неделю. Они заискивающе смотрели в глаза, хотели до нас дотронуться, рассказать о себе, они понимали, с какой целью мы занимаемся. Решили, что детей будем брать из Москвы или Подмосковья, у нас не было возможности далеко ездить. Я окончила ШПР, и пошел муж. Он вернулся после первого занятия и сказал:

В этот момент в детский дом, где мы занимались, перевели трех детей. Двух мальчиков и девочку. Мама была лишена родительских прав, восстанавливаться не собиралась. Саше было два годика, Лере пять, а Жене девять. Мы пошли в опеку получать заключение о возможности принять троих детей в нашу семью. Нам крутили у виска, спрашивали, умеем ли мы считать, сказали проходить психологическое тестирование.

Мы все сделали, гоняли нас сильно, может, конечно, проверяли на прочность, но я до сих пор не понимаю такого подхода к людям. Говорили, что максимум двое. Что это за максимум такой?

Пока готовились документы, мы стали готовить своих детей. Младшему сыну было так же, как Лере — пять лет, среднему, так же, как Жене — девять лет.

Старшему, Андрею — четырнадцать. Ему было тяжелее всех. Я сказала ему:

И он понял, дал свое согласие.

В сентябре 2018 года мы наконец-то получили документы и могли познакомиться с детьми. Было 4 сентября, самое начало учебного года. Мы должны были зайти в три разные комнаты, чтобы их увидеть. На тот момент прошло 1,5 года, как наши дети жили в системе. Год приюта и 5 месяцев в детском доме. Они были на удивление развитыми, общительными и маму уже не ждали. К малышу близко не подходили, боялись, вдруг что-то сорвется. Он был такой хорошенький, я просто не могу себе представить, как можно потерять такое сокровище, выбрать алкоголь, не бороться. Мы подписали согласие. После этого опека еще 3 месяца не давала нам их забрать, мы должны были брать их на выходные, общаться вне дома. 7 месяцев их жизни прошли в детском доме только потому, что нам не могли оформить все документы.

Дети приехали домой 14 ноября 2018 года. «Медовый месяц» закончился через 2 дня, Лера стала рвать вещи, высыпать соль, вредничать, обзываться, портить все, что попадается под руку. Ей было очень сложно, она сразу стала проверять, не бросим ли мы ее. Женя старался, но ему нужно было идти в школу. Он пошел в один класс с моим Темой. Тема очень страдал, считал, что Женька забирает его друзей, привлекает внимание всего класса. Мы с мужем по-очереди с ним гуляли, проговаривали всю эту ситуацию. А маленький Саша кричал. Он мог кричать час, два часа, без слез. Столько было боли в этом крике, он выговаривал миру все свои беды и горести. Успокоить было невозможно, ему необходимо было кричать. До этого дома было очень тихо и спокойно. Сашка дико боялся, что мы его бросим, не вернемся, не подойдем, не покормим. Рассказать о своем страхе он мог только криком.

Мы дожили до новогодних каникул и тут сдал старший. Он просто лег на кровать в своей комнате и не вставал. Вся его жизнь изменилась, мы понимали, что сами не справимся. Очень помогли специалисты фонда «Здесь и сейчас», он пошел на курс «Принимающие дети», это такая школа приемных родителей, только для детей. Мы записали его на психотерапию. Стало легче.

Все говорили – будет тяжело, будет тяжело. Но как бы мы ни готовились, к этому невозможно подготовиться. Это очень тяжело. Женя рисовал страшные картинки, там было столько агрессии, страха. Кровь, ужасы, убийства. Они начали рассказывать про свое прошлое, как их били, как запирали в квартире, как соседи давали иногда макароны. Слушать такое со стороны сложно, а у себя дома просто невыносимо. Мне казалось, что я не смогу вытащить из них это, вылечить эту боль.

Мысли отдать, отказаться, отменить все это никогда не было. Мы стали больше говорить, научились просить помощь. Сами ходим на занятия с психологом, участвуем в семинарах для приемных родителей, постоянно держим руку на пульсе. Все это в «Арифметике добра», это наш остров покоя, здесь понимают. Спустя полгода могу сказать, что я выросла как мама, научилась принимать вещи такими, какими они даются.

У детей все расписано, много спорта, много творчества и много любви. Такой рецепт. Наши с мужем родители не приняли наше решение, не приняли детей. Я не виню, не осуждаю, это их право. Вообще, строить воздушные замки, планировать сильно, как будет, кто как отреагирует, не советую. Точно не будет так, как хочешь. Будет по-другому, будет лучше.

Мы знаем, что у наших детей еще есть старшая сестра, ей 12 лет и именно она была для них настоящей мамой. Ее забрал отец, когда было принято решение поместить детей в детский дом. Если у него не получится после стольких лет разлуки стать ей семьей, мы примем ее так же, как ее братьев и сестру. Потому что мы своих не бросаем.

Человек, он существует, пока верит. И вот представьте маленького человека, который потерял веру и он оказывается рядом с тобой. Мы с мужем работаем сейчас такими волшебниками, которые возвращают детям веру. Веру в то, что защитят, что больше не будет страшно, что не нужно прятать еду про запас. Этот процесс забирает тебя полностью, поглощает, опустошает. Но это дает то, что больше ничего в мире тебе не даст.

Помогая обрести детям веру, ты обретаешь ее сам.

Беседовала Вестфалл Маргарита, специально для фонда «Арифметика Добра».

Подписавшись на ежемесячное пожертвование, вы помогаете родителям найти своих детей. Пожалуйста, поддержите наш фонд и добрых историй станет больше.