Мои дети – мои учителя

В 2007 году на улице города Воскресенска был обнаружен ребенок, мальчик. На вид около 7 лет, блондин. Ребенок не разговаривал и не мог сообщить о себе никакой информации. На все вопросы просто молчал.

Мальчик был помещен в больницу, начался розыск его родителей. Были проверены все заявления о пропаже детей, сначала в Московской области, потом по всем регионам. Заявлений не было. Мальчик продолжал молчать. Его назвали Дима, позже дали фамилию – Кукушкин. Вероятно, это показалось забавным кому-то из социальных служб. В итоге ребенок был признан оставшимся без попечения родителей и помещен в Воскресенский детский дом. Дату рождения ему дали врачи, примерно определив возраст.

В то время, когда маленького Диму обнаружили одного на улице города, Лариса жила в подмосковном Жуковском и мечтала о том, чтобы стать приемной мамой. Ларисе чуть за 50, в Россию приехала в 35 с двумя детьми. Дочкой Ульяной, которая уже была подростком, и сыном Богданом, 5-ти лет. Муж остался в Узбекистане, должен был приехать вслед за семьей, но так и не приехал. Лариса – человек с огромным сердцем, морем энергии и постоянным желанием развиваться, расти, становиться лучше и мудрее.

Она вышла замуж совсем еще девочкой, в 19 лет. В 20 уже родилась дочка. Трудные 90-е, постоянная борьба за выживание, при этом постоянная мысль: «хоть одного нужно забрать, семья должна быть большая».

Ульяне было 12 лет и она попала в больницу, а в соседней палате лежала девочка София, и в первый же приход мамы Ульяна сказала, что София живет в детском доме, ей тоже 12 и нужно ее обязательно забрать домой. «Они сдружились, я стала навещать уже двух девочек в больнице. Она очень хорошая была девочка, только с очень трудной судьбой».

София была изъята из семьи алкоголиков. Она не смогла жить в системе, есть такие дети, кто просто физически не может существовать в закрытых учреждениях. Начались побеги. Девочка бродяжничала, пряталась. Ее находили, возвращали, она опять убегала. На улице Софию нашли люди, которые использовали ее для детской проституции.

Девочку нашли, но о том, что с ней случилось, узнал весь детский дом. Начался бойкот, травля. Все говорили, что они ею брезгуют. Таким образом и до этого травмированный ребенок оказался в совершенно невыносимой ситуации.

«Я стала брать ее домой, она изменилась, стала такая спокойная, никуда бегать не хотела. Это был гостевой режим, каникулы, выходные.

Но муж был против, говорил, что я дура, что чужой ребенок – это такая ответственность. Я понимала, что он не примет. Я оставила идею о постоянной опеке и просто забирала ее всегда, когда была возможность. Она проводила с нами все лето, например. А потом нашлись дальние родственники и ее забрали. София выросла, у нее была красивая свадьба, родилось двое деток. Мы общаемся по интернету. София называет меня «родная душа». Для меня эта девочка – та, от кого я узнала, что такое детский дом, и поняла, как им нужен своей взрослый».

Только благодаря тому, что Лариса показала свое отношение к Софии, приняла ее, девочка осталась в детском доме, а не была направлена в приют, более похожий на тюрьму для детей, которые сбегают и не следуют распорядку детского учреждения. Бойкот закончился, с Софией стали общаться другие дети.

После такого опыта желание стать приемной мамой для подросшего ребенка сформировалось окончательно. «В России я решила, что нужно купить квартиру и сразу после этого идти в органы опеки и говорить, что хочу взять ребенка. Еще ремонт шел, а я уже в опеке. Прочитала там объявление, выплаты какие-то, думаю – за это еще и платят что ли, меня это очень обрадовало. Заключение мне сделали быстро, вот, говорят, ищите ребенка, можете здесь недалеко съездить в детский дом. Поехала.

В детском доме мне понравился мальчик, Ванечка. Ему было 14 лет, я изначально хотела взять ребенка постарше, мне с ними интересно, после Софии я знала, что им семья нужна просто как воздух. Ваня стал ездить ко мне на гостевой, все складывалось очень хорошо. А потом, когда нужно было писать согласие идти ко мне насовсем, он отказался.

Бабушка и все его родственники, из которых никто даже не навещал, не брал на выходные, неожиданно «встали на дыбы» и сказали, что нечего ему делать у чужих людей. Бабушка просто плакала и говорила ему: «Не ходи». И он отказался. Я отступила, что тут поделаешь.

Стала искать по федеральной базе данных. Взяла направление на мальчика из Воскресенского детского дома. Ему было 12 лет, мама была ограничена по здоровью – и я как увидела его, сразу поняла, просто интуиция, что он не прикипит ко мне, что мама его заберет. Так потом и случилось. Но пока я навещала Артема, взвешивала все, я увидела Диму. Увидела и подумала: «Мой». Мне сказали, что мальчику 10,5 лет, что он возвратный, что для семьи не подходит. Я говорила им, что он мой, что мне, мне он подходит. Меня уверяли, что он способен жить только в учреждении, что с ним не справились опытные приемные родители, что они педагоги, их двое, так и говорили: «Он плохой для семьи». И я ходила к тому мальчику, на которого было направление, а сама проводила время с Димой».

Дима – тот самый Дима, которого нашли на улице. Мальчик, который не разговаривал, был помещен в приемную семью и был возвращен обратно в детский дом. Худенький, запуганный, ребенок без прошлого и, казалось тогда, без будущего.

«Я добивалась его несколько месяцев, обивала пороги, просила, писала, жаловалась, я чувствовала, что он мой. В итоге они сдались и Диму мне отдали. Мой мальчик приехал домой. Все мои родственники, друзья, все были против. А когда с Димочкой познакомились, так его полюбили! И потом, когда я заговорила о втором, уже получила полную поддержку.

Вот так люди поняли, что там, в детских домах, не чудовища, а такие же дети. Через полгода дома он научился писать, читать и все на свете. Только память всегда была плохая, стихи учить мы так и не научились. Но разве это важно?».

Диме скоро исполнится 20 лет. Он высокий, красивый парень, который живет самостоятельно. Дима планирует после колледжа поступать в вуз, не курит, не пьет, любит свою семью и строит планы на будущее.

«Это сейчас я понимаю, что было сложно. Но тогда мне так не казалось. Димка, он столько принес мне, это такая любовь. У меня наполненная жизнь, а мои дети – те, с кем я могу этим делиться. Мы ходили в походы, занимались спортом, я увлекаюсь парапланами, летаю в облаках.

Любовь к детям – это у меня генетическое. Мои родители научили нас с братом и сестрой любить, всегда мы получали поддержку, внимание.

Я почувствовала, что пора брать еще одного ребенка, когда Димка вырос, стал совершеннолетним, получил квартиру. Я его не торопила, он знал, что может переехать к себе тогда, когда сам решит. Все вместе обустраивали, мебель, ремонт. Квартира его рядом с нами. За 9 лет нашей жизни с Димой я получила еще одно образование, психологическое, стала консультировать людей, получила огромный опыт. Стала понимать, как говорить с детьми, осознала, что с ними происходит на всех этапах взросления, меня это безумно затянуло.

Я получила заключение на принятие еще одного ребенка, писала сразу от 12 до 17 лет. Диана Машкова, спасибо ей большое, посоветовала мне обратиться в социальный отдел «Алые паруса», такой детский дом в Москве. Там меня очень хорошо встретили. Я сказала, что не хочу терять время, хочу взять ребенка. Мне стали показывать фотографии, и я увидела Егора. Почему-то этот 13-летний парень считался там некрасивым. Всю свою жизнь он провел в детском доме, и никогда, ни одного раза его не брали в гости. Он вообще не знал, что такое семья.

Мы познакомились, я принесла ему маленький подарочек, что-то сладкое. Он схватил, улыбка до ушей, и сказал: «Спасибо, моя хорошая», и убежал. Прятать, наверное.

У Егора 5-я группа здоровья, инвалидность по ДЦП, хотя он бегает, прыгает. Установлена умственная отсталость. Безусловно, дикая педагогическая запущенность. Ребенок, который 13 лет был никому не нужен. Мой второй муж, мы вместе уже 14 лет, спросил меня, зачем еще один? А я сказала: «Я делаю свое дело». И он полюбил Егора всем сердцем, обычно неулыбчивый, пассивный, при виде Егора он смеется, превращается в другого человека. У них невероятно сильная связь.

Меня спрашивают, а как выбрали, а почему он? А я просто сказала: «Мне нужен неспокойный ребенок, спокойный со мной не сможет, не успеет за мной. А у Егора СДВГ, он такой же быстрый, как и я. Мы с ним в постоянном движении, он развивается, меняет деятельность. Мы вместе с июля 2019 года, каждый месяц идет за год. Я вообще заметила, что дети из детского дома в семье нагоняют невероятно. Они за месяц берут то, что домашние год учат. Моментально догоняют и перегоняют. И становятся обыкновенными детишками. Они феноменальные, они прекрасные, они уникальные. Я поражаюсь, как им удается сохраниться.

Те, кого забирают, они расцветают, расправляют крылья. И не нужно сразу ждать любовь. Нужно сначала взять, ухаживать, а потом все придет. Взять и уважать, развивать, дать семью. Быть человеком рядом с человеком.

С Егором я сплю в одной комнате, жду, пока окончательно уйдут его страхи. Ребенок, который всегда был один, должен напитаться мамой, близким, получить уверенность, что больше не нужно бояться. Сейчас он не кричит во сне, не вскакивает. Первое время мы спали рядом, он прямо не дышал от счастья. Он замирал и лежал, я ему пела колыбельные, рассказывала сказки, гладила по головке. И он очень это любил. Ему было это нужно. Мы так компенсировали его одинокое детство, я его качала, ему очень нравится. Сейчас вместе качаемся, обнимемся и качаемся. Музыку слушаем, Моцарта он полюбил очень.

Он всегда, там где я: «Мам, мам, мам». Я ему говорю: «освободи пространство». Шутки он уже понимает, научился себя организовывать, умеет ходить в магазин, оставаться один, считать сдачу.

Опека меня так отговаривала от него, мы три месяца ругались. Но я боролась, я знала, что нужна ему. Когда к нам пришли с проверкой, не поверили что это Егор – худой, подтянутый, спокойный. У него было нарушение пищевого поведения, в детских домах дети вообще заедают свое одиночество. Дома он достаточно быстро избавился от этого.

Вот чего я не ожидала, так это получить столько безграничной радости с приходом Егора в семью. Мне легко с ним, я отдыхаю с ним, мне нравится, что он трудный, что Димка был непростой. Мне теперь ничего не страшно, я узнала, что все можно преодолеть. Мне сложнее было с кровными, они этой самой крови так попили. Сейчас все взялись за голову, умные, взрослые.

Я прошла подготовку в школе наставников в «Арифметике добра». И ко мне обратились из одного детского дома, попросили помочь с девочкой. Вера. Ребенок 10 лет прожил в приемной семье, с 4 до 14. И вот ее вернули. Анорексия, депрессия. Я думала три дня, понимала, что просто так нельзя знакомиться, нужно ответственно подходить. И решилась, сказала, что я готова. Постепенно нашла подход, кормила с ложечки. Я не смогу Веру забрать, сейчас нет такой возможности, у нас всего две комнаты, двух подростков нельзя поселить вместе, и боюсь, что могу сделать хуже всем. Но мы ездим к ней с Егором, и ей лучше уже просто от того, что есть в этом мире кто-то, кто только для нее.

Я живу и радуюсь, наслаждаюсь каждой минутой. Вот с Егором закончилась адаптация, и весной, думаю, возьму еще кого-то. Каждый из ребят заслуживает семью, достоин того, чтобы узнать как это, когда тебя лично любят, и научиться любить в ответ. То, чему они меня научили – бесценно.

Автор: Вестфалл Маргарита