История Ильи, ставшая историей Ольги и ее мужа Алексея

Автор: Вестфалл Маргарита

Через пару месяцев Илье исполнится 18 лет, но он озадачен не выбором вуза, а учебой в школе: пойти учиться Илья смог только в 16 лет. Год в детском доме, обретение семьи, сложности и радости этой новой незнакомой ему жизни, с горячей водой и электричеством на постоянной основе, заботливыми взрослыми рядом, и все это в его родной, но совсем иной Москве.

«А почему такого взрослого?» – самый популярный вопрос, который слышит Ольга, когда окружающие узнают, что они с мужем оформили опеку над 16-летним парнем. «Я научилась отвечать на 1000 и 1 вопрос, могу коротко, могу развернуто, с научной точки зрения, с житейской, но всегда отвечаю, потому что от этого может зависеть, что какой-то еще подросток попадет домой. А я поняла для себя, когда глубоко погрузилась в тему сиротства, детских домов, приемного родительства, что самой многочисленной, более 80% от всех детей, живущих в казенных учреждениях, одной из самых трудноустраиваемых в семьи – вероятность найти родителей ребенку старше 12 лет близка к нулю и равноценна чуду, и самой остро нуждающейся в поддержке «своего» взрослого группой как раз являются подростки.

Дети-сироты, дети, которые живут в детском доме – впервые я остро почувствовала эти слова, это социальное явление, эту трагедию лет в 6-7. Я гуляла во дворе и обмениваясь детскими соседскими новостями услышала, как кто-то рассказал, что Олю из соседнего дома в детдом увезли, «допились родители и ее в детский дом забрали». С Олей я не дружила, не играла вместе, видела, не больше. Оля была моей ровесницей, просто девочка, но то, как меня пронзила мысль – понимание – осознание того, что случилось с Олей, я пронесла через всю свою жизнь.

Я ни с кем эту тему не обсуждала, не думала как будто даже больше, не мечтала всю жизнь о приемном ребенке, жила свою жизнь и всем была довольна. Прошло почти 30 лет с того дня, как девочку Олю, мою, кстати, тезку, забрали в детский дом. 2018 год, мы едем с мужем на машине по третьему транспортному и у меня в голове мысль вдруг, сильная такая, ясная: «А как это, дети в детских домах?»

Мужу я ни слова не сказала, мы зашли домой, я открыла компьютер и написала в «Арифметику». И мне перезвонили и пригласили на собеседование.

Я пошла с мужем. Он не знал до последнего, куда мы вообще идем. Я знала, что он не пойдет, если я скажу заранее. Но мне важно было на собеседование, на первую встречу прийти вместе. Я думала, ну а вдруг? «Вдруг» прямо там не случилось, Леша был в полном смятении, весь белый, но интеллигентно все выслушал и не показал, что не ожидал вообще, где окажется благодаря мне. Помимо самой темы нежелания никаких детей в принципе у Леши вызывало недоверие все некоммерческое, бесплатное и несущее добро.

Нам сказали в конце встречи, что готовы взять в группу. И я поняла, что если уйду оттуда без ответа, не соглашусь сразу на месте, то больше не вернусь никогда. И я взяла бумаги и твердо сказала, что готова начать со следующей группой.

Учеба в школе приемных родителей, море прочитанных книг, просмотренных фильмов, изученных статей дали мне теоретическую базу, без которой вообще, считаю, что даже рассматривать вопрос приема ребенка в семью нельзя. Потому что это сложно. Это очень сложно. И нет, «само в процессе» и «как-нибудь разберусь по ходу» тут не прокатит. Нужно учиться, вникать и решать, готов ли ты.

Дома я Леше рассказывала, как учусь, что рассказывают. Но муж был не готов принять ребенка на тот момент, и я решила стать наставницей подростка. В «Арифметике добра» прошла курсы в школе наставников и началось ожидание. Я не заявляла никаких требований, только сказала, что больше вижу себя с мальчиком в паре.

И вот начало осени, мне звонят и приглашают в детский дом на знакомство с директором. Я поехала, мы поговорили, как законный представитель детей директор должен видеть, что за люди придут в его учреждение. И прошла буквально неделя, мне опять звонят и говорят, что нужно подъехать к директору в детский дом. Я сказала, что была же уже, но не будешь же спорить, бюрократия, подумала я.

И я захожу в кабинет, а там кого только нет. Психолог, завуч, социальный педагог, координатор программы, воспитатель.

И я сижу и понимаю, что забыла все на свете. А воспитатель звонит кому-то и говорит: «Ну, Илья, мы тебя ждем».

Открывается дверь и заходит парень. Ботаник такой, в очках, высокий, 1,81 он, очень интеллигентный. Садится, говорит: «Извините, что опоздал». И тут я, взрослый человек, понимаю, что должна взять инициативу на себя. Набираю воздуха и говорю: «Привет, я Оля, ты у меня первый». Он улыбнулся и сказал: «Ты у меня тоже». Я стала рассказывать о себе. Илья слушал, но о себе говорить отказался. Пытка продолжалась, я, Илья и полный кабинет смотрящих на нас людей.

Наконец кто-то сказал: «Может, вы погуляете вокруг детского дома, по территории?» Мы вскочили. Гуляли мы часа 2, и он мне всю свою жизнь рассказал. А первый вопрос, который задал на улице, был таким: «Скажи, а как руководителю компании, тебе сложно руководить людьми? Это, наверное, большая ответственность». Вот это был шок. Неплохо для первого вопроса. Значит, слушал. Значит, интересно. Классно же.

Уже через 3 недели я оформила документы для гостевого режима и Илья мог оставаться у нас на выходные, все происходило довольно естественно, без пафоса или излишнего внимания к тому, что вот мы теперь твоя приемная семья, можно приезжать к нам на каникулы и выходные. Может, оттого, что Илья «не впустил» в себя систему, детский дом. Он совершенно не идентифицировал себя с ребенком, оставшимся без попечения родителей, государственным сиротой, живущим в казенном учреждении.

До 6 лет жизнь Ильи вообще ничем не отличалась от жизни столичного маленького мальчика. В садик не ходил, был с бабушкой, мама работала, дедушка работал. А потом дедушки не стало. И система перестала работать, как и мама.

Илья был дома, гулял, опять был дома. Неоплаченные счета росли, отключили воду, электричество. Но жить можно. На Илью обращали внимание социальные службы, но отчего-то дальше разговоров и попытки разместить в приюте дело не шло. 10 лет Илья жил жизнью, полностью отличающейся от жизни его ровесников.

Мы решили оформить опеку и забрать Илью домой, когда ему уже исполнилось 17. Он приехал к нам на зимние каникулы и в детский дом уже не вернулся. Он привык к своим правилам, вернее, к их отсутствию, не знал, как это – учиться. Злится, но делает. Ему непонятен механизм отдачи, как это – пожертвовать чем-то, напрячься в чем-то, сделать себе менее удобно, чтобы тот, кто тебе дорог, кто делает тебе хорошо, обрадовался, например. Но для этого и нужна семья. Для того, чтобы научить жить с людьми, даря тепло и получая взамен.

Надеюсь, настанет день, когда Илья расскажет свою версию событий».

По просьбе Ильи мы не публикуем его фото в статье.

В детском доме, где воспитывался Илья, еще более 100 ребят ждут свое чудо, своего взрослого в лице наставника или приемной семьи. Поддерживая фонд «Арифметика добра», вы помогаете нам назначать встречи, многие из которых заканчиваются счастьем для каждой из сторон.